На поле, по которому бежал,
сминая рожь, мой дед от мессершмитта,
а много раньше на телеге с житом,
насыпанном в мешки, как пьедестал,
по полевой просёлочной дороге
на свадьбу ехал прадед одноногий,
к груди цимбалы крепко прижимал.
А веком раньше вёл Наполеон
свои войска на взятие Смоленска,
и, может, из того вон перелеска,
ныряя сердцем в канонадный гром,
в подзорную трубу смотрел на город
и улыбался, что падёт он скоро...
На этом поле я построил дом.
В живых уж нет, кто мог бы рассказать,
какими удалыми были свадьбы,
как лихо оттанцёвывали сваты,
а пышная невестина коса
у незамужних пестовала зависть,
и васильками во поле казались
у жениха с невестою глаза.
И тех уж нет, кто мог бы показать
оружие и царские медали
прапрадедов, что славно побеждали
французов; уж смолкают голоса
героев битв с фашистскою ордою,
и не отлита каждому герою
погибшему народная слеза.
А дом стоит; на плаче и крови
родной земли; а звонкие цимбалы
рвут звуками вселенские порталы,
и чувства, отпылавшие однажды,
для утоления духовной жажды
несут мирам в мелодиях любви.
И окна дома светят по ночам
в ночную мглу потусторонним светом,
как будто дом заговорён заветом,
известным тайно этим лишь местам,
чтоб землякам здесь жившим и живущим
Хватило места, словно в райских кущах,
Бродить по бесконечным этажам.